Хорошенько выпив и закусив, она становилась добрая. Хотя, это ещё неизвестно, что лучше — обычная насупленная Вера или Вера добрая. Оксанка старалась и ту и другую поменьше видеть и, хвостиком вильнув, спешно ускользала из кухни — привычного места дислокации матери. То в свою комнату — к наушникам и монитору, то в магазин или к подругам. А в последнее время, к негодованию Веры, — к одному из постояльцев, шустрому пареньку с глазами чёрного шлифованного обсидиана.
— Что, опять кусок колбасы спёрла… опять бутерброды своему Джамшуту носишь? Ах ты, блядюшка такая, я тебе сколько раз говорила! — кричит, бывало, со своего места в углу кухонного диванчика, Вера. — Не отнекивайся, всё знаю! Ксяна! Ты меня слышь? Отвечай, когда с тобой мать разговаривает! Ксянка! У… погоди у меня!
— Мам… ну ты чего … один бутер отнесла. Он голодный, а зарплата в конце недели… ему работать надо… кто тебе деньги будет платить? Это же я для нас… для семейного бюджета! — со слезой в голосе ноет Оксана… чувствует свою вину, стало быть… ну а что делать, как ей воровство колбасы замаскировать? Никак. Если бы она водку воровала, тогда понятно…
— Что? Смотри, принесёшь мене в подоле́… для бюджета! Тогда я тебе такой бюджет покажу! Не смей больше ему наши продукты переводить! Пусть сам вертится. Ишь, удумала… мне тут мелких джамшутиков не надо! И так места мало… заведи себе лучше кого приличного… с машиной… — и в таком духе ещё долго могла бормотать и покрикивать она, то приваливаясь к спинке широкою своею спиной в матрасную складку, то растекаясь обильной грудью по столешнице.
Приподнятые туловом округлые руки её с короткими толстыми пальцами о маленьких, словно детских подушечках и коротеньких ногтях, могли в это время трудиться — терзать креветок или хватать семечки. Или, опять же, водку в стопочку наливать. Это когда как. Если по ходу разговора она несла кусочки пищи или глоточки жидкости к небольшим губам, тонущим меж пухлых щёк, речь её получалась прерывистой и несколько невнятной. Но близким всегда понятной. Повторять она не любила. Если речь не про упомянутый спиртной напиток. Про водку она охотно говорила: «Ну, повторим!». Тостуя, рекла: «Хай бох, не последня!» или: «Хай нам бох здоровья!» или: «За нас с вами и за хуй с ними!». Не уважала Вера витиеватости. Краткость — сестра таланта.
Пила она или одна или с пугливой своей подружкой — Нинкой с пятого. Она так часто называла её за глаза «Нинка с пятого», что «Спятова» сделалось как бы настоящей фамилией Нинки, в то время, как паспортную её фамилию во владениях Веры вообще не вспоминали. …Итак, пила с Нинкой «Спятовой» или одна. И всегда — до дна. Часто — сначала с Нинкой, а уж потом и без Нинки, добрея и соловея под разноголосый шум телевизора столь же постепенно и необоримо, как наливается в раздольном поле золотое жито.
Вовка с ней не пил, закодированный потому что. Да и хлюпик. Раньше, бывало, выпьет грамм двести, да под лавку. Городская конституция. То ли дело она, Вера Ванна, которая… да впрочем, и так понятно.