Шмель сказал, что колдун приходил к нему во сне.

— Глаза у него кто-то съел. И нос. И губы! Даже язык! Он говорить пытался, но я ничего не разобрал.

Они с Киром сидели в заброшенном роддоме. Темноту старой котельной разгонял пузатый фонарик.

— Страшно, — пожаловался Шмель. — Он стоит, весь в амулетах, ко мне тянется, но меня не видит. А я пошевелиться не могу, руки и ноги как паутиной оплели.

В свете фонаря глубокие тени под его глазами дрожали, отчего казалось, что по лицу друга кто-то ползает.