Вероятно, ему говорили, (понятно кто), что то типа "тебя никто любить не будет", поэтому он видел счастье поспать с человеком, но который уже ничего не скажет. Уничтожение родственников отца могло быть бессознательной директивой матери - обиженной властной женщины, которая упрекала сына либо в родстве, либо в похожести. Искажённые мечты о любви выражались в разговоре с молчаливой головой, которая "выслушает". Секс в постели матери - акт неповиновения, очевидно она манипулировала чувством вины и стыда за естественные проявления.
Лишь физическое уничтожение уничтожившего его морально человека освободило его от маний преследования: сдался сам. Понятно, с кого ему следовало начать, тогда не было столько невинно пострадавших.
Очень похоже, что мать с самого начала выделила младшего ребёнка, чем породила соперничество, и разбудила обиду, которую потом подкармливала. Эта обида не забывается, лишь растёт с каждым днём. Вероятно, она ещё очень стыдила его - за внешнюю непохожесть, и на почве того что он мальчик, внушала чувство неполноценности (многие родители кайфуют от такого вида власти как унижение детей). На лицо комплексы : невозможность переступить табу секса только с "выключенным" Объектом.
Ну а мать делала всё чтоб спрятать свои грешки и чувство вины. Материнское давление к таким вот последствиям и приводит.
Читала книгу Ракитина о Перевале Дятлова (потом перечитывала и везде хвалила!), но не знала, что у него такая богатая серия документальных детективов! Наткнулась случайно, теперь кроме манеры повествования автора завораживает ещё и голос чтеца. Спасибо!
Это какого года произведение? Очень нафталиновое. Но самое страшное - чудовищное карикатурное жалостливое снисхождение к женщине, которая описывается как старушка. А ей до 40!! Мне 39, и с каждым словом, в котором героиню не волнует ничего дальше огорода, автора с его предрассудками и дискриминацией женщины по возрасту, хотелось обматерить. После моих танцев в клубах и знакомств с кавалерами не старше 28.
Скучно и издевательски, не буду досоушивать. Возмутило.
Лишь физическое уничтожение уничтожившего его морально человека освободило его от маний преследования: сдался сам. Понятно, с кого ему следовало начать, тогда не было столько невинно пострадавших.