Благодарю Вас, Юлия! Честно сказать, выбор этот был неожиданным и для меня самого (обычно ведь озвучиваю совсем другие вещи). Но, во-первых, это всё же Павел Сурожский - тот самый автор замечательной, пасторальной, удивительно доброй детской прозы - один из моих самых любимых авторов. И после озвучивания (тоже несколько из ряда вон выходящей) его повести "На трудовом пути", данный очерк мне показался очень важным для понимания её контекста. А во-вторых, и сам этот очерк показался мне удивительно актуальным и злободневным, и это чувство особенно обострялось во мне, когда в тексте встречались те названия городов и селений, которые сейчас весьма на слуху у всех. Воистину прав был Екклесиаст, сказавший, что нет ничего нового под солнцем, и что делалось, то и будет делаться. Меняется лишь антураж, декорации, а суть остаётся абсолютно той же самой...
Благодарю от души Вас, Елена, что обратили внимание (и своё и своих дочерей ) на эту книгу! Книга действительно очень просится на киноленту - такой ведь она и была задумана её авторами (автор текста под творческим псевдонимом Анна Маугли практически осталась в тени своего творения). Какой бы это был прекрасный фильм! Но, к сожалению, самые лучшие (на мой взгляд) литературные произведения так никогда и не были экранизированы, а их авторы не получили широкой известности (или вообще были преданы забвению). Но до своего адресата эти книги непременно дойдут и свою награду непременно получат. Пусть и не здесь и сейчас. Спасибо Вам за все добрые и тёплые слова и за то, что Вам близка атмосфера этой книги!
Я думаю, что литературой должно именоваться то, что с большим и искренним удовольствием читают большинство людей, а не то, что считает литературой тот или иной литературовед или критик, будь у него семь пядей во лбу и три красных диплома. Народная любовь сама определяет чему быть, а чему не быть, чему называться литературой, а чему нет. Сердце не обманешь и ему не прикажешь. Чарскую читали, она была любимицей детей, подростков, и многих взрослых. Даже те, кто её ненавидел, поливал ядом и старался всеми силами вытравить из мира литературы, бессильно опускали руки в этих попытках. Показательны здесь недоумения одного из самых ярых её критиков - К.Чуковского: "Несмотря на презрение к Чарской, Чуковскому пришлось признать, что она добилась неслыханной популярности. По отчету одной детской библиотеки, книги Чарской в 1911 году были взяты 790 раз, при том что Жюля Верна брали всего 232 раза. Переписка Чуковского с читателями подтверждала эту статистику: «Не угнаться за ней старику Жюлю Верну! Сейчас передо мною 346 детских писем о различных прочитанных книгах, из них 282 письма (т. е. больше 80 процентов) посвящено восхвалению Чарской» ". А Самуил Маршак на Первом съезде советских писателей в своей речи о современной детской литературе сокрушался, что «убить Чарскую» оказалось сложным заданием. "Чуковский поддержал Маршака грубым и совершенно несправедливым отзывом: «Чарская отравляла детей тем же сифилисом милитаристических и казарменно-патриотических чувств»". Как жаль, что такие уважаемые и маститые литераторы тратили свой талант и время на приготовление обильного словесного яда! Впрочем, старая истина гласит, что "от избытка сердца говорят уста". Добрый человек не будет никого поливать грязью, обесценивать и унижать чужие труды, принесшие столько радости многим людям. Если же делает так, то значит что-то с ним самим не в порядке, какая-то червоточина есть в его собственной душе, откуда и проистекает эта горечь. Добрый же человек будет видеть доброе, и извлекать для себя доброе в трудах других людей. Как пчела извлекает нектар из цветка. Примечательны здесь слова Леонида Пантелеева, автора "Республики ШКИД, который "только к концу жизни осмелился признаться, что ребенком попал под очарование Чарской: «Сладкое упоение, с каким я читал и перечитывал ее книги, отголосок этого упоения до сих пор живет во мне – где-то там, где таятся у нас самые сокровенные воспоминания детства, самые дурманные запахи, самые жуткие шорохи, самые счастливые сны». Написав эти строки в 1979 году, Пантелеев попросил прощения, что не говорил о своей любви к Чарской раньше: «А я свидетельствую: любил, люблю, благодарен за все, что она мне дала, как человеку, следовательно, как писателю тоже»"